Связка «Нерчинск и декабристы» – для неискушенного читателя примерно то же самое, что «Нерчинск и Нерчинская каторга». Между тем это разные понятия. Каторга не имела к городу Нерчинску никакого отношения, а вот декабристы, хотя весьма опосредованное, имели. Московский тракт, по которому двигались преступники, не проходил через Нерчинск, поэтому даже первая партия следовавших в Благодатский рудник из восьми участников восстания на Сенатской площади в городе не побывала. Остальные декабристы вообще восточнее Читы не продвинулись, а затем и вовсе были перемещены на запад, в Петровский Завод. А вот после окончания каторги, которая для большинства декабристов заканчивалась выходом на поселение, кто-нибудь из декабристов мог оказаться в Нерчинске. Но... не оказался. Исключение – Александр Николаевич Луцкий. Однако о нем – особый рассказ.
В воспоминаниях декабристов, в краеведческой литературе прослеживаются лишь две фамилии декабристов, все-таки побывавших в Нерчинске уже после выхода на поселение. В апреле 1857 г. Нерчинск посетил Михаил Александрович Бестужев [Петряев, 1959, с. 51; Он же, 1968, с. 47]. Участвуя в организации одного из амурских сплавов, он заезжал к своему давнему знакомому Михаилу Андреевичу Зензинову [Граубин, 1993, с. 328]. В эти же дни Бестужев целую неделю гостил в селе Бянкино, в 30 км от Нерчинска, у купцов Кандинских [Бараев, 1991, с. 106]. В 1864 г. своего давнего знакомого Белокопытова проведывал в Нерчинске Иван Иванович Горбачевский [Петряев, 1968, с. 36]. Говорить о сколько-нибудь серьезном влиянии этих посещений на судьбу города, конечно, не приходится. Однако они интересны как примеры связи декабристов с нерчинцами. И, безусловно, такая связь не ограничивалась этими двумя визитами. Она прослеживается и в переписке нерчинцев с декабристами, и в их встречах за пределами Нерчинска, чаще всего – в местах поселений отбывших каторгу декабристов.
Так, нерчинский краевед и литератор М. А. Зензинов, переписывался и встречался с И. И. Горбачевским, Д.И. Завалишиным, братьями М. А. Бестужевым и Н.А. Бестужевым, А.И. Вегелиным [Там же, с. 43–44]. Нерчинские купцы М.Д. Бутин и Н.Д. Бутин дружили с И. И. Горбачевским [Лушников, 1986, с. 203–204; Хавкин, 1994, с. 27, 29, 130], нерчинцы М. Д. Бутин, А.А. Мордвинов, И.А. Юренский переписывались с В.К. Кюхельбекером и Д.И. Завалишиным [Петряев, 1968, с. 37]. В. К. Кюхельбекер, живший на поселении в Акше, даже посвятил А. А. Мордвинову одно из своих стихотворений: «Прощай, приятель! Не забудь Отшельника. — В его больную грудь Живой беседою ты пролил утешенье... »[Цит. по: Петряев, 1959, с. 37; см. также: Полетаева, 2002, с. 124].
Петряев так писал об отношениях видного нерчинского краеведа 30-х гг. XIX в. К.К. Стукова и декабристов: «Декабристы были его главными воспитателями: с их помощью ему удалось овладеть польским, немецким и французским языками. В 30–40-х гг. во многих культурных начинаниях нерчинцев нельзя не заметить известного влияния, а иногда и прямого воздействия сосланных в Забайкалье декабристов» [Петряев, 1959, с. 36]. Вернемся к Александру Николаевичу Луцкому. Этот человек в истории, связанной с восстанием декабристов, всегда занимал особое место. Дело в том, что когда заходит речь о декабристах, то прежде всего представляется группа заговорщиков из офицерской среды императорской России, мечтавших улучшить жизнь народа, поднявших восстание против императора. Пятерых участников восстания после его подавления казнили, более 100 сослали в Сибирь. Все правильно. Однако кроме этой хорошо известной истории была и другая. Было еще несколько тысяч участников восстания, которые не только не состояли в тайном обществе, но и о самом факте своего участия в нем узнали лишь 14 декабря 1825 г. Это так называемые нижние чины лейб-гвардии Московского, лейб-гвардии Гренадерского полков, Гвардейского флотского экипажа, выведенные ранним декабрьским утром на Сенатскую площадь своими командирами. После подавления восстания многих из них прогнали сквозь строй, тех, кто выжил, сослали воевать с горцами на Кавказ и в другие отдаленные гарнизоны. Были среди них и те, кто по приговору военного суда отправился на каторгу.
Александр Луцкий, унтер-офицер лейб-гвардии Московского полка, – из этой, второй истории. Членом тайных обществ не был, но в день восстания вел себя чрезвычайно активно. А посему был приговорен к смертной казни, замененной вечной каторгой в Сибири. Следствие было долгим, к тому же Луцкий заболел, месяцами задерживался в больницах, поэтому отправился на каторгу только в июне 1827 г. По каторжному этапу шел с уголовниками. С неким Агафоном Непомнящим обменялся документами, заплатив тому 60 рублей (по тем временам немалые деньги). Непомнящий отправился вместо Луцкого на каторгу, а Луцкий оказался на поселении в одной из деревень Енисейской губернии. Но подлог был раскрыт, и в конце 1829 г. Луцкий вновь был предан суду, при-говорен к 100 ударам лозой и в 1830 г. отправлен на каторжные работы на Зерентуйский рудник. Вскоре бежал, в феврале 1831 г. был пойман, наказан 16 ударами плетей, возвращен на Нерчинскую каторгу и прикован к тачке.
Едва ли не самый молодой из декабристов, оказавшихся в Сибири, совершивший два побега, – случай для участников восстания уникальный, Луцкий продолжал оставаться на каторжных работах до мая 1850 г. К концу 40-х гг. XIX в. практически все находившиеся в Сибири декабристы уже вышли на поселение. Про Луцкого забыли – и его товарищи по восстанию на Сенатской площади, и власти, когда пересматривали приговоры декабристам, и во время амнистии в августе 1856 г. Восстановили Луцкого в правах лишь в ноябре 1857 г. Длительное время о нем не говорили и исследователи декабристского движения, а вспомнив, запутали биографию этого «забытого декабриста», сделав загадочными отдельные ее фрагменты. Попытки внести ясность пока не увенчались успехом.
Точно не установлен год рождения Луцкого. В литературе утвердилась дата – 1804 г. [Жеребцов, 1994, с. 42]. Между тем документы военно-судного дела Луцкого противоречат этому: в докладе аудиторского департамента о Луцком от 29 апреля 1827 г. возраст декабриста 22 года [Декабристы..., 1985, с. 371]; в докладе Ачинского земского исправника Готчина от 11 июня 1829 г., обнаружившего Луцкого после его первого побега с этапа, его возраст вновь 22 года [Там же, с. 372]!
Ряд исследователей поспешили и с другими выводами: Луцкий – единственный декабрист, следовавший в Сибирь по этапу с уголовниками, а также бежавший с этапа [Чивилихин, 1978; Ташлыкова, 1981]! В одной из наиболее серьезных работ о Луцком – статье С. В. Кодана и А.Д. Марголиса «К истории участия солдат в восстании декабристов» – указано, что он не единственный участник восстания, шедший по этапу с уголовниками, их было семеро, правда, дворянином среди них был только Луцкий [Кодан, Марголис, 1983, с. 30]. И с этапа он бежал не единственный – поменялся фамилией с уголовником и бывший гренадер Семен Рытов, которого также впоследствии уличили в подлоге и наказали [Кодан, Марголис, 1983, с. 30; Тимофеева, 1988, с. 41]. Следует учесть и то обстоятельство, что для абсолютного большинства членов тайных обществ побег с этапа или с каторги был совершенно неприемлемым поступком, это было бы против их правил. Луцкий и Рытов оказались декабристами, как упоминалось выше, лишь по факту своего присутствия на Сенатской площади. То есть исследователи сопоставляли несоотносимые факты.
В литературе встречается информация о разном количестве детей в семье Луцкого – восемь, семь, шесть. Разобраться с этим непросто, т. к. речь идет о количестве либо детей, либо членов семьи, а это ведь не одно и то же. Скорее всего, детей было шестеро, что подтверждается документально [ГАЗК, ф. Р-2389, оп. 1, д. 294, л. 15; Жеребцов, 1994, с. 40].
Версию родства декабриста Луцкого с коммунистом Алексеем Николаевичем Луцким, который в 1920 г. был казнен белогвардейцами на станции Муравьево-Амурская вместе с Сергеем Лазо и Всеволодом Сибирцевым, охотно поддержали некоторые авторы [Изгачев, 1961; Чивилихин, 1978; Ташлыкова, 1981; Тимофеева, 1988], однако достаточно убедительно опроверг Г.А. Жеребцов. Тем не менее эти домыслы до сих пор гуляют по просторам Интернета.
Наконец, дата и причина переезда Луцкого с семьей из Култумы в Нерчинск до сих пор доподлинно неизвестны. Кроме того, можно прочитать и о том, что Луцкий якобы умер в Нерчинском Заводе [Изгачев, 1976, с. 43; Декабристы, 1985, с. 107], и о том, что он женился (имеется в виду первый брак) в Нерчинске [Ташлыкова, 1981].
После освобождения от каторжных работ Луцкий вышел на поселение, женился, был восстановлен в правах и пытался вернуться на родину, в Новгородскую губернию. Доехать с семьей смог лишь до Иркутска – заболели дети, и все имевшиеся деньги были потрачены на их лечение. Был вынужден вернуться в Забайкалье.
События, происходившие с Луцким после его выхода на поселение, почти не изучены. Поэтому, наверное, некоторые авторы старались применить такую форму изложения, чтобы было не очень понятно, где они происходили. Видимо, исследователей ввел в заблуждение документ, неоднократно цитировавшийся в публикациях о Луцком. Это «Прошение А. Луцкого на имя Иркутского генерал-губернатора Муравьева-Амурского», написанное им в июле 1860 г. [Изгачев, 1976, с. 46]. В нем Луцкий, решивший отказаться от попытки вернуться на родину, просит освободить его от возмещения истраченных в дороге до Иркутска прогонных денег. Он трижды употребляет в «Прошении...» слово «Нерчинск» – два раза явно в смысле «Нерчинская каторга», а в конце письма прямо просит «дозволить обратиться в город Нерчинск» [Там же]. В результате многие иссле-дователи решили, что Луцкий жил в Нерчинске с 1860 г. или даже ранее, то есть прожил в нем более 20 лет [Музгин, 1961; Ташлыкова, 1981; Жеребцов, 1994; Самсонова, 1994].
Другие авторы выяснили, что в 1860 г. Луцкий в Нерчинск не переехал, а вернулся в Култуму, где и жил раньше [ГАЗК, ф. Р-2386, оп. 1, д. 294; Понамарчук, 1975; Тимофеева, 1988]. Этот вывод был сделан на основании документа, который приводит в своей статье о Луцком И. И. Давидович, – прошении Луцкого в областное правление о перечислении назначенного ему от казны ежемесячного пособия «не на имя управляющего Култуминским промыслом. а на имя проживающего в Нерчинском Заводе… Ивана Васильевича Багашева, у которого, – писал Луцкий, – по случаю бедного моего состояния я имею часто временный заем» [ГАЗК, ф. Р-2386, оп. 1, д. 294, л. 19]. Далее И. И. Давидович пишет, что последняя «докладная записка» Луцкого в получении казенного пособия, имеющаяся в фондах читинского архива, относится к 8 декабря 1870 г. [Там же, л. 20]. Наконец автор высказывает предположение о том, что отъезд Луцкого в Нерчинск мог быть связан с отъездом в Нерчинск из Нерчинского Завода И.В. Багашева, с которым декабрист был дружен. Это единственная обнаруженная нами в литературе версия причины переезда Луцкого в Нерчинск. Итак, ближе всех к установлению даты переезда семьи Луцкого в Нерчинск подошел Давидович: переезд этот произошел после 1870 г. Однако И. В. Багашев, известный не только в Забайкалье, но и в России журналист, переехал в Нерчинск в 1881 г. [Петряев, 1957, с. 64]. Обратимся еще к одному документу. Это выдержки из книг Нерчинского ЗАГСа, которые, среди прочих, приводят в своей статье о Луцком В. Киргизов и К. Белоусова (в настоящее время эти книги хранятся в Государственном архиве Забайкальского края). Одна из записей посвящена регистрации брака дочери Луцкого Екатерины с крестьянином П. А. Буткиным. Запись датирована 17 января 1875 г. Одним из свидетелей указан дворянский учитель Нерчинского приходского училища Александр Николаевич Луцкий. Еще более ранняя запись, от 15 апреля 1874 г., регистрирует рождение Николая Луцкого – сына Михаила Александровича Луцкого, то есть внука декабриста [Киргизов, Белоусова, 1961]. Таким образом, мы можем сделать следующий вывод: семья А. Н. Луцкого переехала из Култумы в Нерчинск между 1871 и 1874 гг. Есть и другие, менее существенные детали биографии А. Н. Луцкого, разночтения которых можно обнаружить в литературе.
История о Луцком еще ждет своего исследователя, как принято говорить в подобных случаях. Но есть еще вопросы, на которые стоит ответить: какой след оставил Луцкий в жизни Нерчинска? Можно ли говорить о сколько-нибудь существенном влиянии этого человека на общественную жизнь города?
Современники Луцкого, жившие, или по крайней мере бывавшие в Нерчинске (за исключением уже упоминавшегося нами И. В. Багашева), прежде всего это касается М. А. Зензинова и А.К. Кузнецова, не оставили о нем никаких записей [Жеребцов, 1994, с. 39]. Известно, что знаменитый нерчинский купец М. Д. Бутин был в прекрасных отношениях со многими бывшими политическими преступниками. Он не один раз ездил в Петровский Завод для того, чтобы повидаться с декабристом И. И. Горбачевским [Хавкин, 1994, с. 59, 130]. А вот о связях Бутина с Луцким никаких сведений нет. Есть лишь один намек на то, что Луцкий и Бутин были знакомы, в романе О. Хавкина «Дело Бутиных» [Там же, с. 72]. Луцкий после восстания в Петербурге оказался изолированным от декабристского сообщества, на протяжении трех десятков лет после этого вращался в основном в уголовной среде. Судьба потрепала Луцкого больше, чем иных его товарищей по несчастью, он всегда был беден, а после отбывания каторги еще и обременен большой семьей. Потерявший связь с родиной, отдавший каторге лучшие молодые годы и здоровье, появившись в Нерчинске почти семидесятилетним стариком, – какую сколько-нибудь заметную роль в общественной жизни города он мог сыграть? Да и едва ли бывший каторжанин, каких в Нерчинске было немало, Луцкий был известен как декабрист. Здесь он доживал оставшиеся ему годы. Выдал замуж дочь, похоронил внука и двух сыновей, а 24 февраля 1882 г. скончался сам, пережив всех умерших в Сибири декабристов [Киргизов, Белоусова, 1961]. Могила АН. Луцкого на городском кладбище была забыта, и место его захоронения определено только в конце 50-х гг. XX в. В 1961 г. нерчинские краеведы установили на могиле декабриста памятник-пирамиду из дикого камня [Музгин, 1961].
В заключение совершенно особый случай – Нерчинск и Дмитрий Иринархович Завалишин. Являлся одной из самых заметных фигур среди декабристов вообще, среди оказавших влияние на развитие Забайкалья в частности. Если А. Н. Луцкого принято в литературе называть «забытым декабристом», то Д. И. Завалишин считается «последним декабристом». Ровесник Луцкого, он пережил его на десять лет, а вместе с Луцким и всех остальных декабристов. Завалишин, по-видимому, никогда не был в Нерчинске, однако именно он оказался ключевой фигурой в связке «Нерчинск и декабристы». Каким же образом?
В середине 40-х гг. XIX в. в Забайкалье работала сенаторская ревизия, собиравшая сведения о крае. Дело в том, что управление различными территориями Восточной Сибири после реформ М.М. Сперанского (1822) значительно затруднялось их сложным административно-территориальным делением. Так, в состав Восточно-Сибирского генерал-губернаторства входили Иркутская и Енисейская губернии, Якутская область, а также три особых управления: Охотское, Камчатско-Приморское и Троицко-Савское [Календарь..., 1994, с. 88]. Пограничное же положение Забайкалья требовало от иркутского генерал-губернатора самого пристального к себе внимания. Поэтому в устройстве и управлении Восточно-Сибирским генерал-губернаторством готовились изменения. Завалишин – единственный из декабристов, вернувшийся после каторги на поселение в Читу, предложил ревизорам свои услуги. Он подготовил подробную записку о мерах, которые следовало бы предпринять для улучшения административного устройства и дальнейшего развития Забайкалья. Отдельный пункт записки содержал предложение образовать особую Забайкальскую область. В конце 40-х гг. XIX в. генерал-губернатором Восточной Сибири стал Николай Николаевич Муравьев, нередко в своей деятельности опиравшийся на декабристов. Забайкальская область образована в октябре 1851 г. Особое место в этой истории занимал вопрос: где быть центру новой области? В Нерчинске, в котором находились все казенные учреждения по управлению краем; в Сретенске, как советовали Муравьеву декабристы К.П. Торсон и братья Бестужевы [Записки..., 1977, с. 170–171], или в Чите? Об этих событиях и их современниками, и исследователями написано немало. И многие из них отмечают: на решение Муравьева сделать центром области Читу повлиял Завалишин. В качестве примеров можно привести свидетельства самого Д. И. Завалишина [Завалишин, 2003, с. 518], воспоминания о Завалишине писателя С.В. Максимова, работы Е. Д. Петряева, Т.А. Константиновой, Г.Р. Граубина и др. Об этом пишет, например, А. Шешин: «Первый губернатор Забайкалья Запольский получил распоряжение Муравьева поступать во всем советам ссыльного декабриста. Завалишин составил план города, руководил его застройкой, распределением участков. «Дмитрий Иринархович делает просто чудеса, – писал Муравьев адмиралу Казакевичу. – Чита растет, как гриб; ваш адмирал (так называли Завалишина. – А. Ш.) умеет как-то все ставить на свое место…» [Шешин, 1980]. Сын кузнеца из Петровского Завода, ученик декабристов по Петровскозаводской школе, краевед и общественный деятель А.П. Першин отмечал: «Старший Завалишин переехал в селение Читу, которая по его настоянию превратилась потом в город… Завалишин много упрашивал Муравьева, который вначале его слушал и соглашался, а потом перестал ему верить…» [Першин, 1986, с. 166].
Писатель-народник С. В. Максимов, автор многих книг о народном быте, в том числе книги «Сибирь и каторга» (1871), будучи в 1860 г. в Чите, вспоминал: «По пути в Амур, командированный туда морским министерством, я нашел Дмитрия Иринарховича в городе Чите, только что переименованном (не совсем удачно) из «острога» в областной город по его же указаниям и по представлению губернатора Запольского, на которого Завалишин имел огромное нравственное влияние как старожил и высокообразованный человек» [Максимов, 1988, с. 428]. Интересно, что С. В. Максимов, так же как и Торсон с Бестужевым, сразу же оценил бесперспективность Читы как центра водной торговли с Амуром, назвав реку Читу «ничтожной речонкой», Ингоду – «неважной Ингодой», «которая только при слиянии с Ононом получает значение как приток судоходной Шилки» [Там же].
Петряев так описывал эти события: «Дневник М. А. Зензинова за 1851 г. полон тревожными записями о судьбах Нерчинска. Вопрос тогда стоял о том, где быть центру края: в старом городе Нерчинске или в волостном селе Чите. Удар Нерчинску был нанесен в октябре 1851 г., когда Читу назвали городом и сделали центром новой Забайкальской области. Все хорошо знали, что решение правительства, принятое по представлению Н. Н. Муравьева, подсказано было Муравьеву декабристом Д. И. Завалишиным, жившим на поселении в Чите. Не удивительно, что многие нерчинцы стали считать Завалишина своим врагом. Они даже злорадствовали, когда Муравьев, сменив милость на гнев, выслал Завалишина из Читы в Казань» [Петряев, 1959, с. 50].
Д.И. Завалишин благополучно уехал из Забайкалья. Удар, нанесенный Муравьевым Нерчинску с его подачи, оказал решающее влияние на дальнейшую судьбу города.
Библиографический список
Бараев В. Древо: Декабристы и семейство Кандинских. – М., 1991. – 270 с.; Граубин Г. Р. Серебряный капкан. Страницы истории. – Иркутск, 1993. – 560 с.; Декабристы. – М., 1985. – (Краткая биография и военно-судное дело А. Н. Луцкого); Жеребцов Г. А. Декабрист А. Н. Луцкий // Материалы науч.-практ. конф. музеев области. – Чита, 1994; Завалишин Д. Воспоминания. – М., 2003. – 608 с.; Записки декабриста М. А. Бестужева // «Своей судьбой гордимся мы». Декабристы в Сибири. – Иркутск, 1977. – С. 150–203; Изгачев В. Г. А.Н. Луцкий; Выписка из статейного списка о летах и преступлениях ссыльно-каторжного Александра Луцкого; Из рапорта начальника Нерчинских горных заводов Татаринова генерал-губернатору Восточной Сибири о побеге А. Луцкого; Прошение А. Луцкого на имя Иркутского генерал-губернатора Муравьева-Амурского о разрешении вернуться в Нерчинск // К России любовью горя. Декабристы в Восточном Забайкалье. – Иркутск, 1976. – С. 42–46; Он же. Декабрист Луцкий // Забайкальский рабочий. – 1961. – 26 янв.; Календарь знаменательных и памятных дат Читинской области на 1994 г. – Чита, 1994; Киргизов В., Белоусова К. Еще о декабристе Луцком // Забайкальский рабочий. – 1961. – 26 февр.; Кодан С. В., Марголис А. Д. К истории участия солдат в восстании декабристов // Сибирь и декабристы. – Иркутск, 1983. – Вып. 3. – С. 23–39; Лушников А. А. По поводу издания М. М. Зензинова «Декабристы. 86 портретов» // В потомках ваше племя оживет. – Иркутск, 1986. – С. 203–204; Максимов С. В. Дмитрий Иринархович Завалишин. (Из литературных воспоминаний) // Декабристы в воспоминаниях современников. – М., 1988; Музгин Н. Д. Декабрист Луцкий // Нерчинская правда. – 1961. – 23 февр.; Першин А. Воспоминания старожила // В потомках ваше племя оживет. – Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1986. – С. 161–171; Петряев Е. Д. Впереди – огни: Очерк культурного прошлого Забайкалья. – Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1968. – 340 с.; Он же. Люди и судьбы: Очерки из истории культуры Забайкалья. – Чита: Чит. кн. изд-во, 1957. – 136 с.; Он же. Нерчинск: Очерки культуры прошлого. – Чита: Чит. кн. изд-во, 1959. – 124 с.; Понамарчук Р. Александр Луцкий // Нерчинская звезда. – 1975. – 9 сент.; Самсонова Н. Декабрист Александр Луцкий // Нерчинская звезда. – 1994. – 20 дек.; Ташлыкова В. Нелегкая судьба // Нерчинская звезда. – 1981. – 21 янв.; Тимофеева М. Ю. Декабрист Луцкий // Вперед. – 1988. – 11 февр.; Хавкин О. Дело Бутиных. – Чита, 1994. – 344 с.; Чивилихин В. Память. Роман-эссе // Наш современник. – 1978. – № 9. – С. 87–89; Шешин А. Последний декабрист // Забайкальский рабочий. – 1980. – 4 дек.
Нерчинск / гл. ред. В. А. Дутов; отв. ред. Н. Н. Константинова, А. Ю. Литвинцев; Чита: ЗабГУ, 2013. – С. 62–69. – (Альбомная серия «Энциклопедии Забайкалья»)
Верстка сайта Vesna